Добрыня и Дунай сватают невесту князю Владимиру • cказка

Хорошо Добрынюшка Никитич млад

Во гусёлышки играет во яровчаты,

Хорошо поёт старинку стародавнюю

Про удалого Вольгу Всеславьича

Со его дружиной доброю, хороброю.

На пиру все приутихли, приумолкнули,

Приумолкнули да призаслушались.

Как встает из-за стола с-за задняго

Старый тут Бермята сын Васильевич,

Говорит сам таковы слова:

„А слыхал еще я от старых людей,

Что того Салтыка-то Ставрульича,

Ухватя, Вольга ударил о кирпичат пол,

Во крохи расшиб да сам царем насел,

Взял себе царицею Азвяковну,

А его дружина добрая, хоробрая

На тех красных девушках переженилися».

Как тут солнышко Владимир распотешился,

Повскочил со места княженецкаго,

По столовой гридне запохаживал,

Частую бородку запоглаживал,

Белыми руками заразвыживал,

Желтыми кудрями запотряхивал,

Пословечно сударь выговаривал:

„Гой же вы, мои князья да бояре,

Сильные, могуче богатыри!

Все-то вы во Киеве поженены,

Все-то девушки-боярушки повыданы,

Только я, Владимир, не женат живу,

Не женат живу да холостым слыву.

Вы не знаете ли, братцы, красной девицы,

Красной девицы — мне, князю, супротивницы:

Чтобы стаником была ровнёшенька,

Ростом, как и сам я, высокошенька,

Очи были б ясна сокола,

Брови были б черна соболя,

Тело было б снегу белого,

Красотой красна, и мне умом сверстна;

Было б с кем мне думушку подумати,

Было б с кем словечко перемолвити,

Во пиру-беседушке кем похвалитися,

А и было бы кому вам поклонитися,

Было бы кому вам честь воздать».

Говорить Бермята сын Васильевич:

„Гой еси ты, батюшка Владимир князь!

Благослови-ка, государь, мне слово вымолвить.

Знаю я тебе княгиню — красну девицу,

Красну девицу да супротивницу:

Как во той земле во хороброй Литве,

У того у короля литовского

Есть две дочери любимые на выданье;

Большая-то дочь Настасья королевична

Не пойдет к тебе княгинею-царицею:

Ездит в поле сильной поленицею;

Меньшая же дочь Апраксия королевична

В теремах сидит все, во златом верху,

Что за тридевятью ли замочками

Да за тридевятью сторожочками:

Красно солнышко ее не запечет,

Буйны ветрушки ее не обвеют,

Многи люди не увидят, не обзарятся.

А и ростом-то она высокая,

А и станом становитая,

Красотою красовитая:

Черны брови — соболя заморского,

Ясны очи — сокола пролётного,

Личушком бела как зимний снег,

Да и в грамоте-то поучёная:

Будет с кем тебе свой век коротати,

Будет нам кому и честь воздать».

Как то слово князю по душе пришло,

Больно солнышку словечко полюбилося,

И возговорит он таковы слова:

„Ай же вы, мои князья да бояре,

Ай же вы, могуче богатыри!

А кого же мне послать посвататься

За меня, за князя за Владимира,

У того у короля литовского

На прекрасной на Апраксье королевичие?

Все за столиком сидят, умолкнули,

Прумолкнули да приутихнули,

Приутихнули да затулялися:

Болышие туляются за средних,

Средние туляются за меньших,

А от меньшей тулицы-то и ответу нет

Восстает опять Бермята сын Васильевича

„Гой еси ты, солнышко Владимир князь!

Благослови еще мне слово молвити.

Ты пошли-ка сватом добра молодца,

Тихого Дунаюшку Иванова:

Тихий-то Дунай ведь во послах бывал,

Много множество чужих земель видал,

Тихий-то Дунай и говорить горазд

Уж кому, как не ему бы, и посватать ся её.

Не из большего тут места, не из мёньшего,

Из того ли места да из среднего,

Из застолья из-за белодубова

Восстает удалый добрый молодец,

Тихий тот Дунай Иванович,

Понизёнько князю поклоняется:

„Гой еси ты, государь наш батюшка,

Ласковый Владимир стольно-Киевский!

Благослови и мне словечко, молвити,

Без казнёшя, без дальней высылки!

Говорит Владимир стольно-Киевский:

„Ай же, тихий ты Дунай да сын Иванович!

Хочешь говорить, так говори теперь».

„Жил я, государь, во хороброй Литве

Девять лет у короля литовского:

Три года у короля я конюхал,

Три года у короля я стольничал,

Три года у короля я клюшничал,

А и верно слово говорил тебе

Старый человек Бермята сын Васильевич

Есть две дочери у короля литовского,

Обе дочери—пригожие, хорошие.

Много езживал я по иным землям,

Много видывал я королевишен,

Много видывал и из ума пытал:

Та красна лицом—да не сверстна умом,

Та сверстна умом—да не красна лицом

Не нахаживал я эдакой красавицы,

И не видывал я эдакой пригожицы,

Как та младша дочка королевская,

Молода Апраксья королевична:

Ходит — словно белая лебёдушка,

Глазом глянет — словно светлый день;

А и в грамоте-то больно горазда.

Было бы тебе с кем жить да быть,

Было бы кого назвать нам матушкой,

Величать нам государыней!»

„Ай же ты, Дунаюшка Иванович!

Ты умел ее теперичко повыхвастать,

Так умей-ка ты ее оттоль и вывести.

Ты возьми с тобою силы сорок тысячей,

Ты возьми казны да десять тысячей,

Поезжай во ту во хоробра Литву,

О том добром деле да о сватовстве

На прекрасной на Апраксье королевичне».

Скоро брал Владимир чарочку хрустальную,

Дорогого хрусталя восточного,

Со краями позлачёными,

Наливал во чару зелена вина,

Да не малую стопу, а полтора ведра,

Разводил медами да стоялыми,

И подносит тихому Дунаюшке;

Скоро брал Дунаюшка Иванович

Чарочку от князя во белы ручки,

Принимал одною ручкою,

Выпивал одним душком,

Подавал назад Владимиру,

Понизёнько князю поклоняется:

„Гой еси ты, батюшка Владимир князь!

А не надобно мне силы княженеция,

И не надобно мне золотой казны:

Да не биться же мне там, не ратиться;

Дай-ка только мне товарища любимого,

Молода Добрынюшку Никитича:

Роду он, Добрынюшка, хорошего,

Да умеет он с людьми и речь вести;

Соизволь еще сходить нам на конюшен двор,

Выбрать двух жеребчиков неезжанных,

Выбрать два седёлышка недёржанных,

Да еще две плёточки нехлыстанных,

Сам пиши-ка ярлыки да скорописчаты

О том добром деле да о сватовстве».

Брал опять Владимир чару во белы ручки,

Наливал во чару зелени вина,

Разводил медами да стоялыми,

И подносить молоду Добрынюшке:

„Ай же ты, Добрынюшка Никитич млад!

А пожалуй-ка к Дунаю во товарищи;

Да идите с пим вы на конюшен двор,

Да берите там всего, что надобно».

Скоро встал Добрыня на резвы ножки,

Скоро брал от князя чару во белы ручки,

Принимал одною ручкою,

Выпивал одним душком,

Понизёнько князю кланялся;

Скоро шли они с палаты белокаменной,

Выходили на конюшен двор,

Брали двух жеребчиков неезжанных,

Брали два седёлышка недёржанных,

Да еще две плёточки нехлыстанных,

Сами обкольчужились, облатились,

Приняли еще от князя солнышка

Ярлыки те скорописчаты,

Сели на добрых коней, поехали;

А и видели их на коней-то сядючи,

Да не видели их на конях поедучи:

Будто ясны соколы воспорхнули,

По пути-дорожке только пыль пошла.

Как поехали они тут из земли в землю,

Из земли в землю да из орды в орду,

Приезжали скоро в хоробра Литву,

Ко тому ли королю литовскому,

Заезжали на широкий королевский двор,

Становились против самыих окошечек,

Соскочили со добрых коней.

Говорит Дунаюшка Иванович:

иАй же ты, Добрынюшка Никитич млад!

Ты побудь-ка тут, покарауль коней,

Под окошечком косящатым похаживай,

За собой добрых коней поваживай,

Во палаты королевкие поглядывай,

Поспевай на выруку, как позову тебя»

Сам проходит во палаты королевские;

Знает он порядки королевств:

Что не надо ни креститься, ни молитвиться,

Бьёт челом лишь королю он, поклоняется:

„Здравствуй, батюшка, король ты хороброй Литвы!»

На Дуная тут король оглянется:

„Ай же, тихий ты Дунай да сын Иванович!

А и жил ты у меня ведь целых девять лет:

Три года ли жил во конюхах,

Три года ли жил во стольниках,

Три года ли жил во клюшниках,

Жил-служил мне верой-правдою.

За твои услуги молодецкие

Посажу тебя теперь за больший стол,

Посажу за больший стол, во место большее,

Ешь-ка до-сыта да пей-ка до-люби.

Посадил за больший стол,

Во место большее Тихого Дунаюшку Иванова,

Сам Дуная стал выспрашивать, выведывать:

„А скажи, Дунай, скажи-ка, не утай себя

За каким ты делом к нам пожаловал?

Нас ли повидать, себя казать,

Аль по старому пожить да мне служить?»

„Гой ты, батюшка, король ты хороброй Литвы!

Я не вас приехал повидать, себя казать,

Не по старому пожить, тебе служить,

Я приехал о добром деле к вам — о сватовстве

На твоей на дочери Апраксие

За Владимира за князя солнышка».

Положил он ярлыки тут на дубовый стол;

А король в сердцах их мечет о кирпичат пол,

Черны кудри рвет себе на голове,

Говорит сам таковы слова:

„Глупый князь Владимир стольно-Киеский!

Меньшую-то дочку сватает,

Большую во девках засадил!

Коль Апраксью за кого просватаю,

Так просватаю во Золота Орду,

За того собаку царя Калина.

Самого тебя, Дунаюшка Иванович,

Кабы прежде не служил мне верой-правдою,

За твои за речи неумильные

Посадил бы в погреба глубокие,

Позадвинул бы дощечками железными,

Позасыпал бы песками рудожёлтыми,

Пропитомствовал бы хлебушком водицею;

Погостил бы у меня ты в хороброй Литве,

Ума-разума в головку понабрался быа.

Как тут тихому Дунаю за беда пало,

Повскочил Дунаюшка да на резвы ножки,

Поднял ручку выше головы,

Кулаком ударил по столу

Стол дубовый порастрескался,

Питья на столе порасплескалися,

Вся посуда на столе рассыпалась.

Как забегал тут король по застолью,

Куньей шубкой укрывается:

„Ахти, братцы! вот так на беду попал,

Ахти, братцы! на великую.

Как с бедой, не знаю, развязатися?»

Со двора ли тут бегцы бегут, гонцы гонять:

„Ай ты батюшка, король наш хороброй Литвы!

Ешь ты, пьёшь да утешаешься,

А невзгоды над собой не ведаеш:

На твоем дворе на королевскоем

Добрый молодец неведомый уродствует:

Во левой руке два повода шелковыих

Держит двух коней да богатырских,

Во правой руке дубинка сорочинская,

Чебурацкаго свинцу налита в сорок пуд

Ясным соколом он по двору полётывает,

Чёрным вороном он по двору попархивает,

Из конца в конец он по двору поскакивает,

На все стороны дубинкою помахивает,

Крупной силы побоил сорок тысячей,

Мелкой силушки — и сметы нет

Неужто нам из-за девки всем погинути?4

А король-то бегает по застолью,

Куньей шубкой укрывается:

„Ай же, тихий ты Дунаюшка Иванович!

Уж попомни-ка ты стару хлеб да соль,

Поуйми-ка своего товарища,

Видно, дочушка самим вам Богом сажена.

Уж вы, служки, нянюшки да мамушки!

Вы бегите-ка во терем ко златым верхам,

Отомкните тридевять замочиков,

Тридевять да сторожочиков,

К молодой Апраксье королевичне

Поумойте девицу белёхонько,

Сокрутите хорошохонько,

Проводите на широкий двор,

Посадите на добра коня,

Отпустите на святую Русь,

Во замужество за князя за Владимира

Выходил Дунай тут на крутой крылец,

Унимал любимого товарища:

„Ай же ты, Добрынюшка Никитич млад,

Полно же тебе теперь уродствовать,

А и есть нам, видно, помочь Божия».

Проходил сам ко златым верхам,

Тридевять замочиков отщёлкивал,

Дверцы со крюков выставливал

Королевские палаты зашаталися.

А сидит во тереме, в златом верху

Молода Апраксья королевична.

Во одних тонких чулочиках без чоботов,

Русая коса-то пораспущена.

Как увидела Дунаюшку Иванова,

Испужалась белая лебёдушка,

Бросилась как угорелая.

Воспроговорил Дунаюшка Иванович:

„Ай же ты, Апраксья королевична!

А идешь ли ты за князя за Владимира?

Говорит Апраксья королевична:

„Ай ты, славный богатырь Дунай Иванович!

Три года я Богу ведь молилася,

Чтоб попасть замуж за князя за Владимира.

Как пришли тут нянюшки да мамушки,

Поумыли-убелили красну девицу,

Напушили личико ей белое,

Сокрутили хорошохонько,

Проводили на широкий двор

Брал ее Дунай за белы ручки,

На добра коня садил да к голове хребтом,

Сам Дунаюшка садился к голове лицом

Сели на добрых коней, поехали

Да по славному раздолью по чиста полю.

Как настигла во раздолье во чистом поле,

Во пути-дороженьке их ночка тёмная,

Пораздёрнули палатку полотняную,

Заходили во палатку опочив держать;

В ноженки поставили добрых коней,

В головы ли копья долгомерные,

По правой руке ли сабли острые,

По левой руке ли палицы тяжёлые.

А и спят они да высыпаются,

Тёмну ночку сном коротают.

Тёмной ночкой ничего не видели,

Ничего не видели, да много слышали,

Слышали погоню богатырскую,

Слыхали посвист по-змеиному,

Услыхали покрик по-звериному.

Говорит Дунаюшка Иванович:

„Гой же ты, Добрынюшка Никитич млад!

Вад за нами есть погоня богатырская.

Поезжай-ка со Апраксьей королевичной

На святую Русь, во стольный Киев град,

К ласковому князю ко Владимиру,

Отвези ему поклоны, челом-битьце,

Да подай ему невесту во белы ручки.

Сам я здесь останусь, во чистом поле,

Со богатырём побиться да поратиться».

И садили красну девицу да на добра, коня,

На добра коня да к голове хребтом,

Сам Добрынюшка садился к голове лицом,

Распростился и поехал с красной девицей

На святую Русь, на стольный Киев град

Тихий же Дунаюшка Иванович

Не с упадкою, а со прихваткою,

Со прихваткой богатырскою едет ко богатырю на стретушку.

Как не две тут горушки скатилися

Съехались два могучих богатыря,

Попытать ли богатырских плеч,

Поиспробовать отваги молодекой;

Сделали разъезд в чистом поле,

Съехались в одно место,

Поударили во палицы булатные,

Словно гром грянул в поднёбесьи

Палицы в руках их приломилися

Как разъехались опять в чистом поле

Съехались во одно место,

Поударили во сабли остры

Остры сабли притупилися.

В третий раз разъехались в чистом поле,

Съехались во одно место,

Поударили во копья долгомерные

Вышиб тихий тут Дунай Иванович

Из седла лихого супротивничка,

Со добра коня сронил да на сыру землю,

Сам едва лишь усидел в седле,

Не казнил удала супротивничка,

Только ко сырой земле копьём прижал,

В белу грудь тупым концом упёр:

„Ты скажись-ка мне, удалый добрый молодец,

Ты коёй земли, коёй орды, Коего отца да коей матери?»

Добрый молодец ему ответ держит:

„Ай же, тихий ты Дунай да сын Иванович!

Что же ты меня не опознал?

Во одной дороженьке со мною езживал,

Во одной беседушке со мною сиживал,

Со одной и чарочки со мною кушивал

Жил у нас ведь ровно девять лет:

Три года ли жил во конюхах,

Три года ли жил во стольниках,

Три года ли жил во клюшниках».

„Ай же ты, Настасья королевична!

А почто ты ездишь по чиста полю,

Поленицею удалою полякуешь?»

„А почто вы, святорусские богатыри,

Увезли сестрицу мне любимую?

А поликовать я езжу во чисто поле

Поискать себе да супротивничка:

А и кто меня побьёт в чистом поле,

За того мне и замуж идти!»

Говорит Дунаюшка Иванович:

„Во семи землях служил я, во семи ордах,

Не сумел себе я выжить красной девицы,

А теперь я во чистом поле

Супротивницу нашёл себе, обрачницу.

Ай ты, молода Настасья королевична!

Собирайся-ка со мною в путь-дороженьку,

Скидывай-ка злат шелом со буйной головы,

Скидывай-ка латы со кольчугою.

Обряжайся по-девичьему

Во простую епанёчку белую,

Да поедем-ка со мной во стольный Киев град,

К ласковому князю ко Владимиру,

Сходим вместе в церковь Божию,

Примем вместе по злату венцу».

Обряжалася Настасья по-девичьему,

Сели на добрых коней, поехали,

Прибыли во стольный Kиев-град,

Подъезжали к матушке ко церкви Божьей;

А Владимир князь с Апраксьей королевичной

В церковь Божию уж ко венцу идёт

На церковном на крыльце сестрицы встретились.

Встретились сестрицы, поздоровкались,

Вместе ли крестились и молитвились.

Вместе ли пошли теперь и в церковь Божию,

Вместе приняли и по злат-венцу,

Положили заповедь великую:

С мужевьями жить да быть, да век коротати.

Завели тут свадебку, почёстен пир,

Пированьице на весь крещёный люд,

Не на мало, не на много — на двенадцать дён.